Россия, которую мы потеряли © - 2021

"Такой же маневр проделан был впоследствии еще раз, в начале 1916-то года, после удаления Горемыкина с поста Председателя Совета Министров и замены его Штюрмером. Под предлогом концентрации в одном лице поста главы Правительства и Председателя Финансового Комитета, последняя должность была поручена опять ничего не смыслившему Штюрмеру и это в ту пору, когда было уже ясно, что война вела нас неуклонно к финансовой катастрофе."

 

"Но я не разделяю и того мнения, которое живет и до сих пор в известной части русского общества и не раз выражалось открыто, — что война могла быть нами предотвращена при большем искусстве и при большей предусмотрительности в ведении нашей внешней политики. Не неся никакой ответственности за войну, я, тем не менее, открыто исповедую, как буду исповедовать до конца моих дней, что на России не лежит никакой ответственности за ту мировую катастрофу, от которой больше всего пострадала именно Россия. Она была бессильна остановить неумолимый ход роковых событий, подготовленных задолго теми, кто все рассчитывал наперед, но не понял только одного, что человеческому предвидению положен свой предел, неподдающийся абсолютному взвешиванию, как не понял и того, что многое совершается вопреки заранее составленным расчетам."

 

"К концу мирного периода, закончившегося войною 1914—1918 г. г., народное образование достигло высоты, о которой мало кто был осведомлен за границей. С 1910 года правительство вступило на путь подготовки введения в России всеобщего обучения, и бюджетные ассигнования на эту потребность имели в виду достигнуть этой цели в самый короткий срок. Не утопией представляется это заявление, так как по утвержденному в законодательном порядке плану введения обязательного обучения в России оно должно было быть осуществлено к 1920 году на всём пространстве Империи, если бы разразившаяся война не разрушила всего этого плана."

 

"Я не был в заседании при допросе Генерала Поливанова, но мне рассказывали по горячим следам, что он был далеко не так категоричен в своем показании и даже выразил мысль не слишком для меня благоприятную, сказавши, что пока Столыпин был Председателем Совета Министров, он относился чрезвычайно горячо к нуждам обороны, но что с его смертью положение ухудшилось, так как его преемник, то есть я, отличался большим упорством в разрешении кредитов. Не знаю, насколько это сообщение, дошедшее до меня, было справедливо, но если в нём была хотя бы крупица правды, мне обидно за неискренность Поливанова, который лучше кого-либо знал истинную причину нашей неготовности к войне.

Во всяком случае, не подозревая того, что мог сказать Поливанов, я подробно развил перед судом механизм ассигнования кредитов Военному Ведомству и состояние средств в его распоряжении к моему уходу. Впоследствии, уже в беженстве, Председатель Суда Н. Н. Таганцев и прокурор Носович говорили мне в Париже, что мое показание произвело на суд большое впечатление, так как никто не имел ни малейшего представления о том, что в руках Военного Министра оставалось в последние два года перед войной свыше 250 миллионов рублей, которых он не мог своевременно израсходовать по совершенной неготовности всей нашей организации к исполнению массовых заказов нового вооружения."

 

"Мое Лондонское пребывание началось с утра вторника, 11-го декабря, визитом к исполняющему обязанности русского Посла — К. Д. Набокову. После выражения радости о том, что я жив и спасся из рук большевиков, Набоков прочитал мне только что полученную от В. А. Маклакова телеграмму, в которой упоминалось мое имя. Маклаков сообщал тому, что через 3 недели собирается в Париже мирная конференция и что его главной задачей является теперь — добиться участия России в этой конференции и с этой целью он находится в постоянных сношениях с тремя правительствами: Архангельским, Генерала Деникина и Адмирала Колчака, и что от последнего получена депеша, в которой он подтверждает его желание (по видимому в ответ на предложение, сообщенное ему тем же Маклаковым), и выражает и свое, чтобы представителями его на конференции были: Граф Коковцов, Сазонов, Маклаков, Набоков, Пирс, Князь Львов, Авксентьев, Извольский и кажется еще кто-то из эсэров. Выразивши Набокову мое удивление относительно оригинального состава представительства, я высказал ему тут же, что дело должно идти не о нашем участии на конференции — ибо кто бы ни представлял Россию, он юридической почвы под собой иметь не может и его согласие или протест ничего не стоят, и потому нас просто не допустят к участию в мирной конференции. Следует думать только об одном, и добиваться только одного — интервенции, руками той же Германии, под контролем союзников-победителей…"