Наука, финансирование, прорывные открытия — почему их так мало сейчас

Изменение численности научных работников - взгляд из начала 60-х.
Видим, что есть очень неплохая корреляция (чуть ли не прямая пропорциональность!) темпов развития науки с численностью задействованных людей. Растёт экспоненциально численность - по экспоненте взлетают достижений. Что тут курица, что яйцо, и что было первым, и кто в Киева нача первый княжить - спорить можно, но не факт, что нужно. В любом случае ясно, что численность может расти лишь до какого-то предела, и по факту остановится задолго до достижения теоретически мыслимого потолка.

"...тут всё и кончилось" © Хармс

И как минимум темпы роста численности уже тогда должны были замедлиться. И от этого уже вполне можно было ждать замедления темпов прогресса. Некоторые уже ждали. И по этой причине, и по другим. Но другие оптимисты продолжали рисовать экспоненты.

Вот и французы жалуются.
Даром что даже эти небезосновательные жалобы всё равно еще вызывают реакцию "нам бы так позагнивать"

«Научные исследования во Франции убили». Таков был лейтмотив круглого стола, организованного газетой «Юмантие», по вопросу сегодняшнего положения в этой сфере. Французские исследователи получают на 45% меньше, чем их западноевропейские коллеги. При этом всё время учёных уходит на поиск финансирования и участия в конкурсах типа «расскажи о своём научном проекте за три минуты». В результате приоритет отдаётся краткосрочным программам. А о неудачах, которые могут случиться в научных исследованиях, даже нельзя помыслить.

 

Валери Миньон: С 2014 г. доля расходов на R&D (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) – прим. ред.) в ВВП во Франции постоянно сокращается. К 2018 г. она снизилась до 2,2 %. Этот показатель не только гораздо ниже цели в 3 %, установленной Европейским союзом (ЕС) в рамках стратегии «Европа 2020». Он, вдобавок, отстаёт и от среднего уровня стран ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития). Среди стран ЕС Франция занимает по доле R&D седьмое место и на мировом уровне. Таким образом она сильно отстаёт от Южной Кореи, Израиля и Японии.

Финансирование научных исследований со стороны государства и бизнеса (очень) низкое. Отчасти поэтому Франция утратила прежние позиции в области науки на международной арене. Стоит отметить, что автономизация университетов привела к серьёзным финансовым трудностям для многих из них. Каждый год ректоры останавливают исследовательскую деятельность ряда университетов из-за отрицательных финансовых результатов в течение двух лет подряд. Чтобы не накапливать убытки, они вынуждены отказываться от некоторых проектов, приостанавливать набор сотрудников и сокращать бюджеты на научные исследования. В последние 15 лет сокращают преподавателей и научных сотрудников. Поэтому не хватает человеческих ресурсов. Следовательно, усугубляется сложная ситуация, вызванную недостаточным финансированием. В итоге динамика научных исследований во Франции замедляется.

 

Филипп Юнеман: Для проведения исследований нужно время. А сегодня научные работники вынуждены срочно публиковаться. Ведь они конкурируют между собой, группами, университетами и, наконец, государствами. В этой конкурентной борьбе все оценки сводятся к количеству публикаций и индексу цитируемости. Между тем, фундаментальные научные исследования требуют некоторой свободы для изучения возможностей. При этом всегда есть риск неудачи.

Сегодня излишнее принуждение к конкуренции проявляется в бесконечной обязанности составлять исследовательские проекты, чтобы получить должность или обойти другие лаборатории в гонке за финансированием. Но это сводит научный поиск к исключительно технологическому поиску и развитию. Поэтому думать приходится только о конкретном этапе, узко целенаправленном и краткосрочном результате.

Вот уже пятнадцать лет как эта перемена обусловлена неолиберальным переходом от регулярного финансирования лабораторий к полностью эпизодическому финансированию отдельных исследований в соответствии с темами заранее выбранных проектов. К тому же есть практика так называемого «пожизненного контракта» (tenure track) для «выдающихся учёных». Также недавно приняли закон LRP (закон о планировании научных исследований на период с 2021 по 2030 гг. – прим. ред.). Эти меры разрушают постоянный статус «преподаватель-исследователь» во Франции. А ведь именно он обеспечивал возможность проведения долгосрочного научного исследования с негарантированным результатом. На смену объединениям исследователей в лабораториях придут группы более или менее зависимых от работодателя научных сотрудников. Руководить ими будут «выдающихся учёные», «главные исследователей» (principal investigators), курирующие гигантские проекты. А сами научные сотрудники станут «менеджерами в сфере науки». Они будут постоянно заниматься поиском новых проектов, чтобы сохранить свои рабочие места.

Наблюдения и моделирование показывают, что при таком подходе наука утрачивает исследовательский потенциал. Поскольку в ней, как при допинге в спорте, стремительно размножаются порочные практики (фальсификации данных и плагиат). Разумеется, это отрицательно сказывается на достоверности полученных результатов. Из-за своей недальновидной политики в этой сфере у Франции нет средств для проведения качественных фундаментальных научных исследований. Иными словами, нет хоть какой-то альтернативы суперпроекту R&D. Подачка учёным (в соответствии с законом LPR) в этой ситуации ничего не изменит.

 

Филипп Юнеман: Принуждение к конкуренции затрудняет научному сотруднику начало карьеры. Он должен быстро сделать публикации, метаться от проекта к проекту в соответствии с темой своих научных исследований. А это не всегда связано между собой. В любом неолиберальном обществе приспособляемость и способность адаптироваться становятся достоинством. А научная честность уступает место обучению коммуникации или селф-брендингу (self-branding – создание личного бренда) и даже конкурсу MT180 («Моя диссертация за 180 секунд»: в этом конкурсе каждый докторант должен в течение трёх минут убедительно изложить суть своего исследовательского проекта – прим. ред.).

В результате молодые учёные видят, как их научные идеалы разрушаются на практике. Это проявляется в низкой оплате. А также в том, что до 35 лет они должны быть готовы к постоянным переездам по всему миру без особой надежды найти себе стабильную работу по специальности. А если они наконец её всё-таки находят, то им приходится довольствоваться низкими доходами. Вдобавок их энергия уходит на поиск финансирования проектов вместо того, чтобы заниматься научной деятельностью.

Жан-Клод Вейль: Стать научным сотрудником действительно трудно. И в этом нет ничего удивительного. Отбор осуществляется на конкурсной основе. А пройти по конкурсу очень сложно. Ведь претенденты должны опубликовать ряд серьёзных статей в международных научных журналах. Работа в науке требует огромной самоотверженности. Поэтому успешно заниматься научными исследованиями могут только самые мотивированные люди. Речь не идёт об «избранных», как раз напротив. Дело в том, что самые крупные учёные часто приходят в науку путями, скажем так, необычными. Но как только известного учёного берут на работу, то делают всё, чтобы облегчить ему деятельность и предоставить финансовые средства для реализации его идей. Поэтому наши молодые учёные тратят слишком много времени на выполнение административных задач и поиск денег.

 

Филипп Юнеман: Прежде всего необходимо сократить долю научных исследований в рамках проектной деятельности и увеличить регулярное финансирование. А значит, ограничить конкуренцию, основанную на количестве научных публикаций, делать ставку на качество. Например, при прохождении конкурса или повышении статуса анализировать содержание опубликованных статей претендентов, а не подсчитывать их индекс цитирования. Эти требования содержатся в декларации DORA. С ней согласны все: и CNRS, и университеты. Но только теоретически. Поскольку всеобщая конкуренция навязывает свои правила. Нужно покончить с диктатурой библиометрии и коммуникативной логики как «ответа на социальные вызовы». Ведь всё вышеперечисленное толкает науку в плен к промышленникам и частным инвесторам. Давайте вернёмся в университетские «башни из слоновой кости».

 

Несмотря на развитие технологий, научных открытий становится все меньше. Этому можно найти несколько объяснений. Во-первых, глобальное старение населения. Во-вторых, научное пространство фрагментируется и слабеют механизмы координации между дисциплинами. В-третьих, бюрократизация и превращение науки в инструмент, который приносит пользу обществу.

 

Кроме этого, продолжается кризис воспроизводимости, который характеризуется невозможностью повторения многих научных открытий.

Metascience could rescue the ‘replication crisis’ - Nature

Independent replication of studies before publication may reveal sources of unreliable results, says Jonathan W. Schooler. //  www.nature.com

 

 

Первые явления - чисто социальные, кризис воспроизводимости - тоже на 95%: размытие научной, трудовой, общечеловеческой этики.

Арнольд о мнении Манина относительно важнейшей роли математики в прогрессе науки и техники - вернее, в его торможении.

---

Теория Манина состоит из трех частей.

Во-первых, он определяет математику как раздел филологии или лингвистики: это наука о формальных преобразованиях одних наборов символов некоторого конечного алфавита в другие при помощи конечного числа специальных "грамматических правил". Отличие математики от живых языков состоит, по Манину, лишь в том, что в ней больше грамматических правил. Например, имеется правило, позволяющее заменять символы "1+2" на "3".

Второй тезис Манина основан на том, что любому человеку с непредвзятым мышлением ясно: подобным переливанием из пустого в порожнее нельзя открыть ничего нового. Если все же в конце и получается что-то интересное, то это означает просто, что оно содержалось уже в исходных данных. Поэтому общество, правительства и т. п. не хотят оплачивать все это бессмысленное переливание из пустого в порожнее. Но математики хотят получать стипендии, гранты и тому подобное. Для этой цели они изобрели университеты и факультеты, где студентов обучают претендовать на открытия (которые им недоступны в силу самого характера их деятельности, как объяснено выше). В этом, по Манину, состоит сущность математического образования: это просто обучение претенциозности.

Третий тезис был добавлен к двум первым после того, как я (во время Международного математического конгресса 1998 г. в Берлине) оспорил первые два. "Некоторые, - пишет Манин, не называя меня, - возражают, утверждая, будто математика полезна в физике, технике и вообще для прогресса человеческой цивилизации. Но они заблуждаются. Чем математика действительно полезна, так это своим огромным вкладом в решение основной проблемы современного постиндустриального человечества. Проблема же эта состоит вовсе не в том, чтобы, как думают некоторые, ускорять прогресс человечества, а напротив, в том, чтобы этот прогресс всемерно тормозить. Математика отвлекает умных людей от действительно опасных для человечества занятий. Если бы вместо проблемы Ферма умники усовершенствовали бы автомобили или самолеты, вреда человечеству было бы больше".


Многие спрашивают меня, не шутка ли все это. Но речь идет о серьезной теории, завершающейся следующим рассуждением. Проблема Ферма более не способна отвлекать: она решена Э. Уайлсом. Поэтому следует указать новые столь же бесполезные и малоинтересные вопросы, чтобы отвлечь следующие поколения математиков. Исходя из этого, Манин посвящает заключительные 90% своей статьи перечню подобных задач.

---

Один из законов Паркинсона посвящен как раз вопросу, кто должен принимать решения в науке.

«Если одна развитая страна отстает от другой в области науки, это, как правило, случается тогда, когда само правительство решает, что открывать ученым. Иными словами, когда слишком много денег тратится на конкретные проекты и слишком мало на науку как таковую».

 

© покойный академик Кругляков

В начале тридцатых годов минувшего столетия немало было сломано копий в спорах об абсолютной бесперспективности ядерной физики. В самом деле, около двадцати лет никакого толка от нее не было. Ну а что было дальше, мы уже знаем…

 

Генрих Эрлих, Сергей Комаров, "Легко ли плыть в сиропе. Откуда берутся странные научные открытия", 2021

---

Паркинсон науки

Размышление о жизни ученых по неизъяснимой причине вызывает в памяти название евгенической антиутопии «Уничтожим всех уродов» (1984) французского писателя Бориса Виана, хотя эта повесть вовсе не про те преграды, что стоят на пути поиска нового знания. Однако что же больше всего мешает работе ученых, научному творчеству? Еще недавно, лет 10–15 назад, все дружно жаловались на недостаток финансирования, но сегодня, как показал блицопрос в кругу наших знакомых, больше всего мешает обилие разного рода отчетов, бессмысленных и бесполезных, на составление которых уходит прорва времени. Складывается впечатление, что все эти отчеты нужны лишь как оправдание существования запрашивающих их чиновников, которые плодятся как тараканы.

Упомянутый блицопрос выявил также всеобщее убеждение, что повальная бюрократизация – это каинова печать современной российской власти. А вот с этим мы не можем согласиться: спрут бюрократии охватил весь мир, более того, западный бюрократ даст нашему доморощенному головотяпу сто очков вперед.

Ученые всех стран, даже объединившись, ничего не могут с этим поделать. Ученые – люди зависимые, в первую очередь от бюджетного финансирования, бюрократия для них – это непреодолимая сила, действия которой нельзя ни предсказать, ни предотвратить. В этих форс-мажорных обстоятельствах остается только расслабиться, писать отчеты и шутить – например, награждать особо отличившихся чиновников шутовскими премиями.

В 2012 году Игнобелевская премия по литературе была присуждена Счетной палате правительства США за доклад "Действия, необходимые для оценки последствий усилий по оценке затрат на доклады и исследования" (GAО-12–480R от 10.05.2012). Этот 32-страничный доклад, выложенный в открытом доступе на сайте этой достопочтенной организации, представляет собой образец американского канцелярита и поэтому может быть рекомендован всем желающим усовершенствовать свой американский английский.

На самом деле доклад лишь размещен на сайте Счетной палаты, а составлен он членами комитета Сената США по вооруженным силам и аналогичного комитета Палаты представителей США. Законодатели озаботились высокой стоимостью аналитических исследований и отчетов, которые Военное ведомство плодит с завидной регулярностью. Расследование показало, что в двух третях отчетов невозможно докопаться, на что были потрачены средства. Оргвывод: необходимо укреплять финансовую дисциплину, проверять сметы расходов и отчеты о реально произведенных расходах, а по результатам проверок составлять соответствующие отчеты, которые подлежат проверке компетентными органами. Доклад послужил еще одним подтверждением великого закона бюрократии, открытого Сирилом Паркинсоном: любые усилия по сокращению расходов приводят к увеличению расходов. Или в других формулировках: любые усилия по сокращению документооборота приводят к росту документооборота; любые усилия по сокращению числа чиновников приводят к росту числа чиновников и так далее.

Истребование бесчисленного числа отчетов – порождение ума чиновников низшего и среднего звена, соответственно, и вред от них средненький. Куда больший урон наносят законодатели, которые принимают множество самых разных законов, порой вызывающих сомнение в их здравомыслии. Прозвище "взбесившийся принтер", которым наградили Госдуму отечественные острословы, может быть с полным основанием распространено на все парламенты мира.

Возьмем, к примеру, законодательное собрание штата Техас, США. С подачи сенатора Боба Глазго оно приняло закон, запрещающий без специальной лицензии продавать и приобретать лабораторное химическое оборудование – всякие колбы, пробирки, мензурки, воронки и прочее. Обоснование: все это может быть использовано для производства наркотиков. О том, что все это используют не только для получения бесчисленного множества других веществ, но и для обучения химии в школах, законодатели, скорее всего, не знали по причине их преимущественно юридического образования. Зато они прекрасно разбираются в карательных мерах: за продажу и приобретение химической посуды без лицензии грозит тюремный срок до одного года и штраф до четырех тысяч долларов. За выдачу лицензий отвечает Департамент общественной безопасности штата Техас. За защиту общества от колб и пробирок сенатор Боб Глазго был удостоен Игнобелевской премии по химии за 1994 год.

---

Об организационно-бюрократических проблемах как одном из возможных источников торможения (неускорения).

Из воспоминаний Хрущёва-младшего:

Однажды в моем присутствии отец заговорил с Лаврентьевым об академических институтах.

«Как правило, они создаются под определенного, большого ученого, для реализации его идей. В обиходе их так и называют: Институт Семенова, или Институт Капицы, или Институт Келдыша, или Институт Несмеянова, Зелинского, Лебедева и так без конца. Но ученые стареют, теряют продуктивность, а затем умирают. Институты же остаются, — объяснял Лаврентьев. — В нашей структуре разогнать их трудно, скорее невозможно. Гарантий, что на место Капицы или Зелинского придет ученый равного калибра, нет, и надежды на это питать не стоит. Директором становится его заместитель, по своему складу не большой ученый, а помощник, “правая рука” большого ученого, все достоинства которого сводятся к умению ограждать шефа от докучливых рутинных забот и выбивать из государства ресурсы. Пока он ходит в помощниках, он — на своем месте, их симбиоз весьма продуктивен, шеф творит, а все остальное ложится на плечи доверенного заместителя. Независимый творец шефу не нужен, у него самого идей достаточно, двоим творцам в одних стенах не ужиться. Поэтому доверенный заместитель никогда не покушается на творческие прерогативы шефа, зато подгребает под себя все остальное. Настоящим шефом он стать не способен по определению, после смерти “творца” становится крепким директором. В результате рассчитанные на гения, созданные под гения, академические привилегии, обеспечивающие свободный полет мысли, наследники гения превращают в синекуру. Одно дело Институт физических проблем с директором Петром Капицей и научным сотрудником Львом Ландау, институт, где академика Евгения Лифшица можно держать за “Женьку” потому, что он ничего “такого” не открыл, лишь написал, да еще в соавторстве, пятитомный, почти гениальный учебник теоретической физики. “Эка невидаль!” И совсем другое дело — тот же институт, но без Капицы, без Ландау и даже без Лифшица — добротный серый академический институт с добротными серыми научными сотрудниками, далеко не дотягивающими даже до “Женькиного” уровня. Мало того что институт Капицы без Капицы не институт, но если и появится новый Капица, то ему в нем уже в люди не выбиться, место занято. Институт существует, и директор-академик в кабинете сидит. На президиуме академии он легко докажет, что нет смысла в дублировании. Он обосновался в кабинете Капицы, он его наследник, и ему поверят, а не “самозванцу” со стороны».

Отец внимательно слушал Лаврентьева.

«Но и это еще не все, — продолжал Лаврентьев, — директор академического института по положению обязан стать членом академии, академиком. Раньше под академика создавали институт, где он по праву становился директором, а теперь директора, в силу одной лишь должности, выбирают в академики. Так академия из “клуба бессмертных” шаг за шагом превращается в рядовую бюрократическую контору, в застойное болото, наука подменяется наукообразием, ученые — чиновниками с академическими регалиями».

 

Нормально "топить из жалости", очевидно, нереально - неизбежно велик будет процент ошибок, с водой будут выплёскивать ребёнка.
Вероятно, принципиальный выход один - стабильный рост; что-нибудь по аналогии с американской практикой создания президентских библиотек, по окончании срока каждого президента.
А кому именно... тут крутится в голове что-то наподобие уже английской флотской практики наполеоновских времён: каждый уходящий в отставку адмирал имеет право на три повышения (мичмана в лейтенанты и т.п.). Вот как-то так. Признанно крупный учёный, сходящий со сцены (ну или там после достижения определённого возраста) получает аналогичное право.

Это, конечно, вольное фантазирование, никто и нигде в обозримом будущем на такое не решится. Но хотя бы теоретически представимый способ разрешения проблемы этого вот организационно-административного тупика.